Версiя для друку Обговорити в форумi

Історія і сучасність

Михаил ЛУКИНЮК
КРАТКИЙ ЭКСКУРС В КРЫМСКО-РОССИЙСКО-УКРАИНСКУЮ ИСТОРИЮ
С ОТДЕЛЬНЫМИ ФРАГМЕНТАМИ ИЗ ДИСКУССИЙ АВТОРА В ИНТЕРНЕТЕ
(Продовження. Поч. у № 31-49)

Когда же в русском языке вообще не находили похожего на украинскую лексему домена, то, например, составители «Этимологического словаря славянских языков» зачастую использовали лукаво изобретенную палочку-выручалочку: к «излишне украинским» словам «усердно приписывают польскую параллель…», т. е. «украинскости» как таковой – в строгом соответствии с заветами приснопамятного Валуева – вообще отказывали в праве на существование. Как справедливо отмечал выдающийся лингвист А. Крымский (1973. – С. 15), некоторые «quasi-полонизмы есть в давних русских (не путать с великорусскими! – М. Л.) памятках» во времена, «когда Полонии Русь еще не знала».
Между тем, подобная однобокость представления (точнее – навязывания!) влияний польского языка на украинский вызывает возражение даже у польских лингвистов. Так, современная польская исследовательница Д. Будняк, анализируя функционирование в славянских языках ряда лексем, которые «традиционно рассматриваются на украинской почве как заимствование из польского языка», пришла к заключению, что в действительности имеет место обратное усвоение: это – украинизмы в польском языке. «А вместе с тем… была выявлена произвольность подхода, практикуемого в отношении к украинскому языку, который (подход. – М. В.) принуждает в каждой украинско-польской встрече слов, которые не находили параллель в русском литературном языке, видеть полонизм» (выделение А. Царука).
В то же время следует с сожалением признать, что целенаправленное и долговременное искажение красоты и своеобразия украинского языка путем широкомасштабного калькирования языковых конструкций русского языка было настолько сильным, что многие (нередко – умышленно!) отождествляют уровень развития современного украинского языка с уровнем пресловутого суржика, который – при полном отсутствии государственной языковой политики – буквально наводнил украинское общество.

2.15. СОВСЕМ КОРОТКО О «РАССОВОМ» СОСТАВЕ ВЕЛИКОРОССОВ. «Основатель марксистской исторической школы в СССР» академик М. Покровский уверял (1943): вопрос относительно того, «что финны составляли коренное население будущей Великоросии», славянские же пришельцы не занимали пустые места, а «поглощали, то есть насильственно подчиняли коренное население страны», не вызывало «расхождений уже у буржуазных историков». По оценке М. Покровского, основу новообразуемого великоросского этноса по меньшей мере на 80% составлял угро-финский субстрат, пополнившись еще и достаточно большим вкладом другой азиатской составляющей – татарской.
Это, в частности, подтверждает и обстоятельное исследование географических названий, осуществленное академиком Матвеем Любавским (1860-1936), который, наведя огромное количество примеров финских корней в названиях российских поселений XIV-XV ст., отмечал, что «особенно доказательным в данном случае есть целые местности, волости и состояния с самостоятельными инородными именами. Это впечатление еще больше усиливается гидрографической номенклатурой этой территории» (Любавский..., 1929. – С. 11-12).
Поэтому не удивительно, подчеркивает известный исследователь истории России, профессор кафедры российской истории Гарвардского университета Эдвард Кинан, что среди тысяч имен в разрядных книгах времен Ивана Грозного нет «ни одного Игоря, Святослава, Мстислава, менее 1% Владимиров и только три Глеба». Московского дворянина тех времен «скорее назвали бы Темиром или Булгаком, чем Владимиром, Глебом или Всеволодом…» (Кінан.., 2001. – С. 20-21).
И в завершение. Ничтоже сумняшеся, Вы, человек культуры и педагогики, считаете, что 2.16. УКРАИНСКАЯ КУЛЬТУРА – «ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКАЯ ЧАСТЬ ОТ РУССКОЙ». Хорошо хоть не уподобились П. Валуеву и не заявили, что её «не было, нет и быть не…». Хотя самой культуре от этого, разумеется, ни холодно, ни жарко.
Но с министром (Валуевым), как говорится, все понятно (признав отдельным языком то «наречие», придется признать, что украинцы – никакая не «младшая ветвь», а отдельный народ, который имеет свою историю, родную землю… – так можно далеко зайти!). А вот, что вынуждало грубо грешить против истины такого высокообразованного знатока литературы и истории, как В. Белинский, который утверждал (1955. – С. 60), что «история Малороссии есть не более, чем эпизод из царствования царя Алексея Михайловича... – это побочная река, ВПАДАЮЩАЯ (т. к. «очень маленькая»… – М. Л.) в большую реку русской истории», а сами украинцы или же «малороссияне», по его мнению, «всегда были племенем и никогда не были народом, а еще меньше – государством»1 ? Вероятно, всё то же – великодержавный шовинизм и почти патологическое украиноненависничество. А еще – «эгоцентрическая иллюзия», которая, отмечает знаменитый реформатор исторической науки А. Тойнби (1995, Ч. 1. – С. 48), именно и «построена на предположении, что существует только один поток цивилизации, наш собственный, а все остальные либо ВПАДАЮТ В НЕГО, либо теряются в пустынных песках». Будто для белинских сказано!
Тратить время на опровержение явной нелепости – вещь напрасная и неблагодарная, тем более, когда её носители буквально-таки настаивают на собственном невежестве. Поэтому вместо того, чтобы показать очевидную противоположность состояния дел в этом вопросе многочисленными фактами (можно бы рассказать и о том, кто были первые ректоры МГУ, первые митрополиты Московии, каково происхождение известных ученых, писателей и государственных деятелей, кто написал первую славянскую грамматику, кем были просветители Московии, когда напечатали первые книги в Московии, а когда в Украине и вообще – показать, КТО НА САМОМ ДЕЛЕ ТВОРИЛ «великую русскую»), хотя свидетельств этого – множество, дадим слово все тому же не переносившему на дух всё украинское заклятому украинофобу В. Белинскому, который, исследуя происхождение «Слова о полку Игореве», вынужден был признать, что оно «резко отзывается русско-южным происхождением. Есть в языке его что-то мягкое, напоминающее нынешнее малороссийское наречие... Но более всего говорит за русско-южное происхождение «Слова» выражающийся в нем быт народа. Есть что-то теплое, благородное и человеческое во взаимных отношениях действующих лиц поэмы. Но особенно поразительны в поэме благородные отношения полов... Все это, повторяем, отзывается ЮЖНОЙ РУСЬЮ... Сравните быт малороссийских мужиков с бытом мужиков русских, мещан и купцов и отчасти других сословий, и вы убедитесь в справедливости нашего заключения о южном происхождении «Слова о полку Игореве»; а наше рассмотрение русских народных сказок превратит это убеждение в очевидность…» (Сочинения В. Белинского: В 4-х тт. Том ІІ, 1896. – С. 358-360). А исследуя «народную поэзию Малороссии», он же на примере приведенного отрывка из думы о Сомке Мушкете доказывал (Сочинения… Том ІV, 1907. – С. 470), что даже «перед одним этим отрывком» бледнеет «скудный сборник всех русских исторических песен!..».
А вот, что о своих впечатлениях от встречи с Украиной писал 14 июня 1846 г. этот ярый («неистовый Виссарион»!) украинофоб своей жене (Сочинения.., 1907. – С. 1235): «Верст за 30 до Харькова я увидел Малороссию, хотя еще и перемешанную с грязным москальством (тонко подмечено! – М. Л.). Избы хохлов похожи на домики фермеров – чистота, красивость неописуемые... Суп этот (речь, вероятно, идет о «малороссийском» борще. – М. Л.) они готовят превкусно и донельзя чисто. И это мужики! Другие лица, смотрят иначе. Дети очень милы, тогда как на русских смотреть нельзя – хуже и гаже свиней...». И еще (Сочинения.., 1896. – С. 359): «в южной Руси», т. е. в Украине, «и теперь еще (вряд ли Виссарион Григорьевич имел в виду, что даже после столетий жестокого имперского угнетения, хотя на самом деле именно так и было. – М. Л.) так много человеческого и благородного в семейном быту, где отношения полов основаны на любви, а женщины пользуются правами своего пола; ВСЕ ЭТО – ПРОТИВОПОЛОЖНО СЕВЕРНОЙ РУСИ, где семейные отношения грубы, женщина – род домашней скотины, а любовь – совершенно постороннее дело при браках…»2 . Подобных отзывов – что совсем «другие» – и со стороны иностранных деятелей того времени, и со стороны российских – море разливанное.
Но это так. К большой русской культуре3 , разумеется, отношения не имеет…
Известно, что Петр І был чрезвычайно нетерпимым ко всему «малороссийскому», однако неопровержимым является то, что в своем реформировании России он опирался именно на украинских ученых и духовников. Об этом, в частности, писал и известный исследователь русской литературы и истории Петр Пекарский (1828-1872): «При Петре русское образование слагалось из двух стихий – киевской учености... и европейского просвещения», и при этом «киевская ученость имела перевес, потому что имела за собой право давности; европейское же образование, вследствие причин исторических, усваивалось с трудом» и «не имело в России замечательных представителей» (1862. – С. 5). Как подчеркивал упомянутый Г. Федотов, «с ХVІІ века начинается сильное и плодотворное влияние Малороссии на русскую культуру, особенно церковную (преобладание украинцев в русской церкви чувствуется до ХІХ века). НАША ШКОЛА ХVІІ-ХVІІІ вв., НАШ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЯЗЫК БОЛЕЕ КИЕВСКОГО, ЧЕМ МОСКОВСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ... Гоголь («малоросс», положивший начало современному русскому языку. – М. Л.), который сделал малорусские степи и южный фольклор для большинства из нас более родным, чем великорусский забытый Север…» (1988. – С. 208).
[И не только Гоголь. «Наши Гоголь и Короленко, – подчеркивал человек трагической судьбы, писатель-коммунист Н. Хвылевой (Хвильовий, 1995. – С. 743), – делали великую русскую литературу». Да разве только они! Любая империя, являясь конгломератом разных народов, один из которых «имперский», присваивает себе плоды их труда и творчества, зачастую не делая различия в национальности. Поэтому в Российской империи известные ученые, писатели, художники, военные – «русские». Но это далеко не так.
В подтверждение «малороссийства» Н. В. Гоголя или, скажем, А. П. Чехова есть немало утверждений тех, кто исследовал их украинские корни. Приведу лишь одно, которое к тому же указывает на украинский корень еще одного гиганта русской литературы – Ф. М. Достоевского. Именно дочь последнего, Любовь Федоровна, в частности, отмечала (Демкович-Добрянский, 1993. – С. 156-157): «Поэтические способности были уже в украинской семье моего отца, а не были даны только что через мою мать-москвичку, как предполагают литературные приятели Достоевского». И дальше она добавляла, что, когда Федор Михайлович «в своей молодости писал венецианские романы и исторические драмы… он начал подражать великому украинскому поэту Гоголю, которым восторгался от всей души. В первых произведениях Достоевского есть многое из той украинской поэзии».
Выдающийся знаток европейских, в частности и российской, литератур Г. Брандес свыше ста лет тому назад подчеркивал (1911, с. 164-165), что «Гоголь был малороссом», невзирая на то, что писал не на украинском языке, однако, добавлял он, очень «мало внимания обращается на то, что Гоголь был малороссом». Действительно мало, и все же случались исследователи, обратившие внимание на эту «интимную» сторону биографии «великого русского писателя».
В своей фундаментальной монографии, посвященной исследованию литературного стиля Гоголя, историк русской литературы, лингвист, профессор Гельсингфорсского университета Иосиф Мандельштам (1902. – С. 208-222) обращает внимание еще на одно явление, «которое доныне не привлекало к себе внимания, однако имеет огромное значение» и которое, по его мнению, должен почувствовать каждый «знакомый с малороссийским языком и в то же время чувствительный к русскому языку», а именно: «Гоголь ПЕРЕВОДИЛ СВОЙ РОДНОЙ ЯЗЫК НА РУССКИЙ, А НЕ ПРЯМО ПО-РУССКИ ПИСАЛ». Дальше автор наводит огромное количество подтверждающих это примеров из произведений Гоголя. И не только из «Тараса Бульбы» или «Вечеров на хуторе», как можно было бы ожидать, но и из «Ревизора», «Мертвых душ», писем писателя. И все это, по убеждению исследователя, настолько неоспоримо «свидетельствует о другом ходе мыслей», что кому-либо, кто «хоть немножко знаком с малорусским» и кто «хорошо знает этот язык, или вовсе не знает его, а только чувствительный к общероссийскому языку, станет ясно, что здесь говорит малорусская душа» великого русского писателя. «Что ЭТО ПЕРЕВОД ИЗ МАЛОРОССИЙСКОГО, ясно для всякого», – утверждает И. Мандельштам.
Более того – «во многих случаях» Гоголь, «думая (выделено И. М. – М. Л.) на своём родном языке, и не пытался переводить слова на русский, оставляя их в своем естественном состоянии». И когда у Гоголя не возникало «необходимости» писать на русском языке, тогда «малороссийский язык преобладал, как более послушное ему орудие мысли». А «мысль Гоголя, – отмечал и В. Ключевский (1990, с. 434), – полностью малорусская мысль». Довольно странная, согласитесь, метаморфоза для признанного основателя «литературного русского языка», которым, как отмечает И. Мандельштам, «не писал и Пушкин»].
А вот заключение Г. Федотова (1991, т. 1. – С. 249-250): «Южнорусское (малорусское) племя было первым создателем русского государства (даже признав «малороссов» творцами своего государства, упрямо продолжают держать их за «племя»! – М. Л.), заложило основы нашей (то есть великой российской, а для себя, как ни странно, ограничились, как вытекает из Вашей оценки ее «размера», лишь «маленькой частью»… – М. Л.) культуры и само себя всегда именовало русским».

(Продовження буде)

1 А вот для современника Белинского, известного российского историка и этнографа Вадима Пассека, этого, по словам А. Герцена, «мученика», который «всем сердцем ненавидел самовластие», эта дилемма (народ – не-народ) решалась очень просто еще полтора века назад (Срезневский.., 1893. – С. 383): «Кто первый из нас установил связи с европейскими государствами? Кто остановил губительное половодье первых татарских орд, вынудил их опять убраться в свои степи и так сильно, так пламенно и роскошно воспел битвы с кочевыми половцами? Малороссияне! Какой народ без твердых и постоянных границ, которые могли бы его защитить от воинственных соседей, без неприступных гор, которые могли бы спасти его независимость, сумел быть страшным для своих врагов, успел развить СВОЮ НАЦИОНАЛЬНОСТЬ и сохранить ее на протяжении тяжелых пяти веков насилия татарского, литовского, польского? Какой народ на протяжении пяти веков неволи, когда испепеляли его города, подвергали мучениям за преданность религии, умел ее сохранить, и в то же время не раз был грозой своим притеснителям, и даже среди этих пыток строил училища для образования юношества? Этим народом были малороссияне!».

2 А теперь «надменные потомки» тех «детей» высокомерно заявляют о «ЕЩЁ БОЛЕЕ ГЛУХОЙ (вероятно, даже в сравнении с милой сердцу российской глубинкой, о которой так неожиданно пренебрежительно отзывался даже украинофоб Белинский. – М. Л.) УКРАИНСКОЙ ДЕРЕВНЕ». Но если со времен Белинского она превратилась в такую «глушь», то чья в этом заслуга? Этот упадок, увы, навязали значительно раньше. В своей речи на заседании IV Государственной думы Г. Петровский, будущий советский партийный и государственный деятель, подчеркивал (1974. – С. 79), что, по данным переписей 1740 и 1748 гг., «в семи полках Гетманщины Полтавской и Черниговской губерний на 1094 села приходилось 866 школ с преподаванием на украинском языке. Одна школа приходилась на 746 душ. В 1804 ГОДУ БЫЛ ИЗДАН УКАЗ О ЗАПРЕТЕ УЧИТЬСЯ НА УКРАИНСКОМ ЯЗЫКЕ», и уже «перепись 1897 года показала, что наиболее малограмотный народ в России – украинцы. Они на самой низкой ступени… на 100 душ населения — 13 грамотных». Трудно поверить, что здесь идет речь о том же народе, о котором известный путешественник и церковный деятель П. Алепский, путешествуя в 1654 и 1656 гг. по Украине вместе со своим отцом антиохийским патриархом Макаром ІІІ, записал в своем дневнике (Січинський, 1942. – С. 76): «…по всей Казацкой земле МЫ ЗАМЕТИЛИ ПРЕКРАСНУЮ ЧЕРТУ, КОТОРАЯ НАС ОЧЕНЬ УДИВИЛА: ВСЕ ОНИ, ЗА МАЛЫМ ИСКЛЮЧЕНИЕМ, ДАЖЕ ПО БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ ИХ ЖЕНЫ И ДОЧЕРИ, УМЕЮТ ЧИТАТЬ И ЗНАЮТ ПОРЯДОК БОГОСЛУЖЕНИЯ И ЦЕРКОВНОЕ ПЕНИЕ. Кроме того, священники учат сирот и не позволяют, чтобы они слонялись неуками по улицам».
Но стоило только украинцам отдаться под опеку «старшего брата» (став в глазах последнего «малороссами»), как эта склонность к наукам вдруг исчезла, будто ее и не было…
Впрочем, оно и не удивительно, ибо, как отмечает доктор исторических наук Е. Анисимов из Москвы (1989), со времен Богдана Хмельницкого «Украина прошла путь от уникальной демократической республики со свободным казацким населением к состоянию обычной российской губернии» – отсюда и приобретенная «глушь»…

3 Это о ней самый известный мыслитель русского зарубежья ХХ в. Георгий Федотов (1886-1951) сочувственно подчёркивал (1952. – С. 199), что только «потеря империи будет моральным очищением, освобождением русской культуры от страшного груза, который УРОДУЕТ ЕЕ ДУХОВНОЕ ЛИЦО». А между тем, империя живёт, продолжая «уродовать» (и не только культуру), а современные идеологи «новой» Российской империи требуют от русского народа того же: пожертвовать всем ради сильного государства. И это всё еще находит отклик в таком же изуродованном всеохватной имперской идеологией массовом сознании россиян…

* Список першоджерел за адресою:
http://svitlytsia.crimea.ua/index.php?section=article&artID=10683

Версiя для друку Обговорити в форумi

"Кримська Свiтлиця" > #50 за 14.12.2012 > Тема ""Білі плями" історії"